Предыдущее: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8.
Поехали дальше по кошмарам...
Итак, Великая Отечественная война породила пласт народного опыта, который оказался не востребован и не адресован официальным искусством. Эскапада Хрущева с развенчанием культа личности дала этому опыту прорваться наружу, а последующие закручивания гаек разделили советскую культуру на официальную и неофициальную.
Чем опыт времен ВОВ отличался от опыта дореволюционного в 17 году? Ключевой вопрос. Потому что в 1917 году у Маяковского и товарищей, под чутким руководством Луначарского получилось - а у Хрущева не получилось от слова "вообще". Непонятка. Казалось бы, реально антисоветское творчество в 1917-1937 было вполне успешно заметено под коврик и подавлено в большинстве своем, в то время как послевоенное проросло и дало всходы - в чем причина?
Ребята, все просто. Культурная трансформация - а преобразование искусства это всегда культурная трансформация - происходит и всегда основана на трансформации быта. Октябрьская революция трансформировала быт. Из старого, царского, сословного быта люди шагнули в коммунистическое будущее. У них изменились отношения на всех уровнях - и в семье, и на работе, и с государством, у них произошла смена традиций, праздников и обрядов. У них изменился смысл жизни, целеполагание, отношение к окружающему миру. И потому старое искусство было отброшено, да так, что и сейчас, по большому счету, дореволюционная поэзия, книги, театр мало кому интересны. Ну то есть уже сто лет с лишним с тех пор прошло - а культурная связь восстановилась не полностью, понимаете?
Во времена ВОВ они уходили на фронт из советского быта, и вернулись, и принесли свои переживания назад в советский быт. Не произошло качественной перемены жизни, и потому культура, при всей своей партийности, какие бы не издавались начальственные указания, опыт накопленный, память народную - замести под коврик уже не могла.
Я еще в начале говорил, Маяковский - это время. То, что смог сделать Маяковский тогда - уже было невозможно спустя полтора десятка лет после его смерти. Никакими усилиями, никакими стараниями.
Вот если бы у нас в 1945 произошел капитализм - тогда да, тогда можно было бы трансформировать опыт войны, страшный и чудовищный, во что-то положительное, как это сделали большевики со страшной памятью Гражданской войны. Но - капитализма у нас тогда не произошло (и слава богу), потому опыт, память, правда - оказались интегрированы в советскую культуру.
Перед войной у нас была вот такая музыка:
После войны у нас тоже писали такую музыку. Но - это была не вся музыка, не все песни, не вся поэзия, не вся память...
Искусство эпохи Сталина, в основном довоенного периода - это искусство тотальное, объемлющее. Несмотря на потерю связи с дореволюционным, оно было глубоко оптимистично и целостно. Почему? Потому что потребитель искусства изменился, быт изменился, возникла новая психологическая и общественная реальность, которая была заполнена и адресована новым искусством. Эпоха Сталина в кинематографе, литературе, поэзии - это эпоха удивительного оптимизма и устремленности в будущее. После войны в искусстве появляются деполитизированные мотивы, связанные с тем, что пошла эмоциональная реакция. Народу надо было отдохнуть. Традиции, заложенные ансамблем Утесова в годы войны, преобразовались в развлекательное искусство, искусство отдыха, искусство переключения. В СССР появилась эстрада. Да, развлекательное искусство было и до войны, однако, если вы послушаете например эту вещь, то увидите ее политизированность, в части насмешки над мещанством:
После войны в культуру СССР вошел джаз, завезенный американцами в годы войны. Однако уже в 1947 году он стал преследоваться и искореняться. Появился фокстрот. И даже в обычной, "социалистической", музыке, начали появляться мотивы, связанные с войной, но уже не имеющие векторности довоенного искусства. Не связанные с Мировой революцией...
Послевоенные песни Клавдии Шульженко проникнуты грустью либо не связаны с партийной линией ну никак вообще. Как мы видим, советское искусство начало восстанавливать комплиментарность. Природа начала брать свое. Развенчание культу личности Хрущевым (там еще вопрос, что было развенчано) на самом деле ускорили и усилили естественные процессы отображения народного опыта в искусстве. Еще раз - не антисоветчина появилась, нет - а в искусство был привнесен новый опыт. Помните в прошлой части мы говорили о стихотворении Твардовского? Так вот - оно было опубликовано в 1946 году, и мы видим, что поэт намеренно разделил размером существенную часть, собственно то, что он хотел сказать, и ради чего написал это стихотворение - и необходимую официальную мораль. После 20 съезда на короткое время официальная мораль стала необязательна, в силу того, что все негативные явления (включая поражения в первые дни войны) были вменены в вину Сталину. Включая репрессии и преследования.
Лишенное необходимой официальной морали, послевоенное искусство эпохи Хрущева и явило собой то, что мы сейчас называем диссидентским творчеством - хотя изначально оно диссидентский характер не носило.
Быт не изменился, творцы не изменились, изменилось восприятие быта, идейная и смысловая наполненность его. И потому начало меняться искусство.
Добавило перчику еще и то, что Хрущев решил посоревноваться с Западом, тем самым внеся в жизнь советского человека элементы западной культуры, западного целеполагания. Возможно, его поразила популярность всяких джазов и фокстротов, и он решил ответить советским фокстротом и советским джазом. Маяковский, закладывая основы пролетарской поэзии, резал на корню, он как поэт понимал - никаких компромиссов быть не может. "В искусстве и просвещении пока соглашатели." - говорил он. Естественный процесс восстановления комплиментарности искусства, подогретый развенчанием культа, Хрущев дополнил соревновательностью, вернувшей нам выброшенные в Октябре образцы и направления в искусстве, фактически - вернув соглашателей, о которых говорил Маяковский. Искусство стало приходить в ному, понимаете? А нормальное искусство - оно проникает во все сферы жизни, ибо его назначение - жизнь одухотворять.
В том числе это касается тех сфер, которые до самого конца СССР назывались словами "кое-где у нас порой".
Вот этот вот процесс, абсолютно противоположный тому, что было заложено при Ленине и Луначарском, партия, по своему обыкновению, попыталась возглавить. И добро бы возглавляли его профессионалы из Союза писателей и Союза композиторов СССР, нет - это дело отдали на откуп комсомолу (в части различных КСП), то есть людям не только молодым - но еще и чудовищно некомпетентным.
Начиная со второй половины 60-х годов начинается развал искусства в СССР. Под эгидой комсомольского патронажа сонмы авторов публикуют произведения, которые, формально не противореча партийности искусства, и на самом деле являющиеся нормальными адекватными художественными произведениями, возникающими из комплиментарной природы искусства, вместе с тем несут совершенно иное содержание. Так, знаменитый роман "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина" писался с 1963 года, и ходил по стране в самиздате, в то время как автор его, член Союза писателей,пишет коллективный детективный роман "Смеется тот, кто смеется". При этом, даже в 1974 году, когда автора наконец исключили из Союза писателей, не было ни посадки, ни дела. Все было чинно-благородно-шито крыто. В 1975 году Войновича достал Комитет, но он все еще жил и работал в СССР, аж до 1980 года, когда его наконец лишили гражданства и выслали из страны. К 1968 году относится и "Сказка о тройке" Стругацких. Ну хоть этих не выслали, слава богу...
Короче - мы видим, как искусство, в полном соответствии со своей природой, "перестает слушаться". Мы видим, как искусство теряет партийность. А что же наш комсомол, что наша партия?
В 1917 году и позже некто Владимир Владимирович Маяковский произвел революцию в искусстве. Он это сделал как художник, очень удачно совпав во времени с бурными социальными переменами, и сумев адресовать новую аудиторию. Сталинское искусство возникло в том числе и из его творчества, и в значительной степени наследовало его примеру. Стопроцентное попадание творчества Маяковского в партийную политику искусства как метода агитации масс, созданный РАППом метод "социалистического реализма" убедили партийное руководство в том, что искусство действительно есть метод агитации масс. И потому партия и комсомол ответили комсомольским искусством. В полном соответствии с идеями Хрущева начали соревноваться. Более того - вовсю использовали партийную риторику для оценки искусства, которое уже не было партийным.
Игнорирование естественных, природных, настоящих, имманентных качеств искусства как вида деятельности, игнорирование трансформации искусства в послевоенный период, догматический подход, при котором Ленин начал восприниматься как вечный пророк, непогрешимый и везде правый, привело к разрыву настоящего, народного искусства и партии, а партийного искусства - с жизнью.
Ребята, Ленин Владимир Ильич был конечно, великим стратегом, и совершенно гениальным тактиком, но он же сам о себе говорил, что "ничего не понимает в современном искусстве". Ленин не делал из себя всезнайку. Сталин учился всю жизнь. Основа, на которой строилась партийная работа изначально - это необходимость отвечать на веяния времени, требование современности и актуальности. А вместо этого у нас получился тупой догматизм, понимаете?
Уже с конца 60-х годов партийная риторика в массах начинает восприниматься как некая формальность, как "птичий язык-с", который необходим для жизни в этом обществе, однако вся эта риторика лишается своей содержательности. Более того - появление "партийных" и "комсомольских" песен, в противовес народному творчеству, дискредитирует партийное искусство как таковое. Партия и комсомол утеряли живой контекст, оказались вне живого творчества масс, каковое живое творчество и есть движущая сила коммунизма и революции. Назначаемые партией и комсомолом кураторы за "советской эстрадой" и "советской литературой" пытались воспроизводить определенные каноны, хотя каноны эти не были уже востребованы, и настало время иных героев, иных творцов и иных произведений...
Такое иногда бывает. Это порой случается - потеря связи с реальностью.
Однако, вступив в "соревнование" и "борьбу" с настоящим, комплиментарным искусством, с позиций партийной риторики и догматизированной идеологии, партия и комсомол добились совершенно обратного ожидаемому эффекта. Если даже и в начале 60-х слово "пролетариат" произносили с уважением, то уже в конце 70-х его иронично называли "гегемон", вот так, в кавычках. Фраза "неминуемо, как Мировая революция" в контексте могла значить что угодно, но предполагала улыбку. Замечательный момент из фильма "Маленькая Вера", по моему, когда они пьют на кухне, и герой поднимает тот "за мир во всем мире". Вот этот вот взгляд, которым на него смотрят...
Маяковский проводил агитацию в своем творчестве так, что люди начинали верить. Партийная агитация 70-80-х годов была такова, что подрывала веру в партию, веру в идеологию. Плакатная фраза "Партия - наш рулевой" никем уже не воспринималась всерьез.
Агитация хороша тогда, когда она пассионарна. Тогда, когда она отвечает требованиям момента. Но если момент упущен, если лозунг неактуален, если группа людей, к которой он обращен, не пассионарии - тогда агитация непродуктивна. В случае же СССР агитирующее искусство носило строго контрпродуктивный характер, воспринимаясь в массах символом поражения. Коммунистические идеи, оторванные от правды жизни, от повседневной реальности, не интегрированные с народным опытом и народным образом мысли, оказались дискредитированы в степени чудовищной.
Партийная агитация 70-80-х, основанная на идейном наследии Маяковского, уничтожила авторитет партии в массах.
Когда начались националистические движения в СССР? Они начались именно в 70-80-х. Интернационализм и дружба народов, объединяющихся ради великой цели, в рамках коммунистической идеологии - сплотили советский народ, и обусловили его победу в войне. При этом идея интернационализма - она как бы была частью коммунистической, частью идеологии. Девальвация идеологии в силу контрпродуктивной агитации "по Маяковскому" привела к тому, что противостоящие идеи получили шанс на возрождение.
Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. В послевоенное время от партии требовалось внимательное отношение к историческому опыту Великой Отечественной войны, от нее требовалась правда. Только таким образом можно было предотвратить раскол масс, раскол народного творчества и партийного искусства. От партии требовалась трансформация смыслов. То, что делал Ленин с Марксом - он непрерывно трансформировал смыслы, исходя из текущих условий. Партия этого сделать не смогла - вместо этого она занялась самовосхвалением и продуцированием агитационного искусства по канонам 1917 года.
Есть такой поэт украинский - Павло Тычина. У нас в курсе литературы было одно его стихотворение. Вот это. Вы меня простите, но даже нам, детям, это показалось хренью. У нас даже свой стишок про это ходил:
На майдані, коло бані,
Спить Тичина в чемодані.
Краще з'їсти кирпичину,
Ніж вивчать Павла Тичину!
Потом нам, конечно, сказали, что у него еще и любовная лирика есть...
АААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!
Ну так если у поэта есть хорошая любовная лирика - ну так и дай ты в программу, мать твою, эту любовную лирику! Нет, включили стишок-агитку, однодневку. Про реакцию детей я вам уже рассказал.
Система сама воспитывала антисоветчину.
В годы Гражданской поэзия Маяковского была пассионарной, она была живой и актуальной. В 70-е пассионарной, живой и актуальной была поэзия Высоцкого. Однако партия и комсомол воспринимали его скорее как конкурента своего партийного искусства, в связи с чем были определенные события. В массах народных, как вы понимаете, это не могло не найти отклика.
Потеря исторической актуальности партийным искусством в послевоенное время привела к разочарованию в коммунистической идеологии в массах. Партия перестала руководствоваться ленинскими принципами опоры на массы, воспроизводя устаревший, хоть и без тени сомнения - великий образец.
Образец, который, по иронии судьбы, говорил - "моя революция".
Из всего вышесказанного я предлагаю делать выводы. Это не агитация - это небольшой художественный разбор. Это исключительно для осмысления, не более. Но это нужно сделать, поскольку это не было сделано ранее.
Еще раз, Маяковский - это не поэт, это время.
Dixi.
Journal information