Часть 45. О преступлении и наказании.
Цитата из книги Тарас А.С., "Психология террористов и серийных убийц. Хрестоматия.":
По мнению английского психолога, криминалистика топчется на месте, а работа ведется в основном теми же методами, что и сто лет назад, во времена Шерлока Холмса. Как и прежде, преступления раскрываются благодаря тяжкому и неблагодарному труду детективов и констеблей. По предположению Кэнтора, совместные усилия полиции и науки должны привести к появлению нового направления криминалистики - "психологии расследования", без которого сегодня невозможно успешно бороться с преступностью.
Вот об этом мы и поговорим.
В прошлой части мы затронули тему влияния культурного окружения на маркеры поведения, используемые при построении и интерпретации ситуационных психологических тестов в процессе расследования. Если базовые психологические маркеры, такие как идеомоторные реакции и компульсии, вызванные воздействием травмирующих факторов - а любая оперативная проверка, в силу причин, связанных с ее проведением, работает именно с травмирующими факторами - у всех людей одинаковы, так как имеют физиологическую природу, то более комплексные реакции, подразумевающие реагирование на уровне личности или зазевающие область социального функционирования - находятся под сильным влиянием социального контекста, как образующего и формирующего личность фактора. Думаю, у самого большого патриота психологизма в криминалистике из числа работающих сотрудников, данная фраза не вызовет никаких возражений. И здесь мы имеем некое тонкое место, некоторую специфику, которая требует понимания и осознавания.
Начнем с примера.
Вы голодны, вы стоите рядом с лотком пирожника, продавец отвлекся. Вы украдете пирожок? Если вы украдете пирожок, вы - преступник. Если не украдете - то вы честный гражданин. Но значит ли это, что испытывающие чувство голода честные граждане, в момент, когда пирожник отвернулся - вдруг магическим образом перестают испытывать чувство голода?
Нет, не значит.
Если мы построим систему, которая сможет объективно оценивать ваше чувство голода, то и для преступника, и для честного гражданина она даст одинаковое срабатывание. Мы должны будем задержать честного гражданина, равно как и преступника. Но если мы не будем руководствоваться показаниями данной системы, то нам придется ждать акта совершения, или несовершения преступления. То есть - работать старыми методами Шерлока Холмса, плохими и неэффективными с точки зрения Кэнтора. Обосновывая необходимость создания "психологии расследования", Кэнтор указывает на возрастающее число преступлений, расследование которых требует интенсификации криминалистических методов, поскольку старыми методами с ними не справиться. И вот тут внимательный, умный и интересующийся человек должен задуматься о том, почему число преступлений увеличивается, и увеличивается настолько, что старыми методами с ними справиться уже не получается.
С точки зрения нормальной и адекватной человеческой логики, само возрастание числа преступлений является маркером, указывающим на наличие системного фактора, провоцирующего асоциальную деятельность. Причем фактор это действует вне поля криминалистики, он не связан с количеством и качеством оперативного состава. Каждый, кто еще не совершил преступление - честный гражданин, и увеличение числа граждан, становящихся (в определенный момент) преступниками, говорит о том, что в обычной, нормальной жизни граждан есть некоторая совокупность факторов, провоцирующих людей на совершение преступлений.
Эти факторы действуют не на преступников - они действуют на нормальных людей, на честных граждан.
Соответственно, наличие таких факторов, полностью находящихся в ведении политиков, социологов, философов, идеологов, педагогов, психологов - выходит за рамки криминалистики как таковой. Потому что назначение криминалистики - преследование преступников. Если криминалисты начнут заниматься нормальной жизнью нормальных людей - они станут преследовать нормальных людей. Это первый интересный вывод.
Любой нормальный мужик, видящий полуобнаженную (а сейчас и зимой такие наряды...) бабу, должен испытывать определенноен влечение и возбуждение. Это базовый психологический маркер здоровой сексуальности. Любой голодный человек должен испытывать желание получить и употребить пищу. Любая нехватка чего-то вызывает у нормального человека желание компенсировать эту нехватку. Это нормальная физиология нормального человека.
Соответственно первичные психологические маркеры у нормальных людей и у преступников совпадают, и в этом нет ничего удивительного.
Первичная эмоция - например, половое возбуждение - приводит к активизации ассоциативных связей. При этом происходит перетекание эмоционального заряда с источника эмоции на ассоциацию. Например, если вы монах, то при возникновении сексуального желания вы начнете истово молиться, и ваша молитва будет эмоционально насыщена, более того - степень эмоционального насыщения молитвы будет иметь прямую корреляцию с интенсивностью возбуждения, хотя образно-чувственное представление этой эмоции и образно чувственное представление, породившее первоначальную эмоцию - никак не связаны. Отсюда следует вывод о том, что молитвенная истовость монаха есть вторичная эмоция, производная эмоция, по отношению к первичной.
Вторичная, производная эмоция есть компенсаторная эмоция, компульсия.
Таким образом, мы можем видеть психологическую разницу между гражданином и преступником, и эта разница заключается в методах компенсации первичных эмоций. Не наличие или отсутствие голода, а методы, которыми человек будет насыщать свой желудок, не наличие или отсутствие сексуального возбуждения, а социальная адекватность методов сексуального удовлетворения, не наличие ярости, а методы сублимации этой самой ярости - вот что отделяет гражданина от преступника.
Некоторое время назад в США открыли так называемый "ген воина", отвечающий за эмоциональную регуляцию выработки адреналина и тестостерона. И чтобы посмотреть, кто из людей наиболее воинствен, провели широкие выборки. Результаты оказались поразительными. Оказалось, что среди людей наиболее активными надпочечниками обладают не военные или полицейские, а - верующие, монахи и тому подобные "дети цветов". Загуглите - в инете есть документальный фильм на эту тему, только не смотрите РенТВ - это убивает мозг. В современном обществе, в котором духовность считается проявлением лузерства и слабости, а почти вся пропаганда успеха связана с агрессивностью, крутостью и так далее (включите телевизор и посмотрите рекламу), это выглядит парадксальным. Именно поэтому мы с вами уже рассматривали в этом цикле духовность. Уж в чем-чем, а в слабости монаха Сергиевой Пустыни Пересвета упрекнуть нельзя ни в одном месте...
Таким образом, психологические методы проведения расследования должны учитывать в первую очередь вторичный, производный, компенсаторный механизм эмоциональной реакции преступной деятельности. Это второй интересный вывод.
Учитывая возросшую плотность населения, возросшую интенсивность коммуникации между людьми, урбанизацию, то есть появления большого числа мест скопления людей, что приводит к потенциальному увеличению числа жертв возможных преступных актов, связанных с насилием, вопросы профессионализма в деле предсказания и предотвращения преступлений выходят на первое место. Более того, сам вопрос предсказания и предотвращения преступлений, вне всякого сомнения, вызван именно такой опасностью. Одно дело, если преступник убьет трех-четырех жителей деревни, и совсем другое - если пострадают десятки или сотни. Если бы 11 сентября 2001 года атаке подверглись сараи на ранчо в Аризоне - оценка потенциальной угрозы имела бы совершенно иной характер.
Если бы традиционные методы расследования, связанные с поиском и анализом улик, зависели бы от субъективного восприятия оперативного состава, раскрываемость традиционными методами была бы крайне низкой. Именно поэтому криминалистику развили до состояния точной науки. Количество анализов, экспертиз, выполняемых инструментальными методами по объективным научно подтвержденным методикам, в наше время весьма велико даже в случае банальной кражи. С другой стороны, психологические факторы оценить путем инструментального анализа крайне сложно, тут можно разве что полиграф вспомнить. И то, качество работы полиграфа находится в прямой связи с квалификацией оператора. Оценить же психологические аспекты отложенно во времени - практически нереально. Хорошо, если есть оперативная съемка (качество которой оставляет желать лучшего), видео- и аудио- записи допросов... Опять же, законодательный запрет на запись объективными методами других лиц приводит к тому, что количство материалов, которые можно отсмотреть много раз в последствии, достаточно невелико. Редкий сотрудник будет получать санкцию прокурора на каждую беседу или на каждое дело, или рисковать карьерой в случае, когда такой санкции нет. По сути своей, психологизм в полицейской работе опирается на моментальные впечатления, и оперативный работник в момент получения данных впечатлений включен в ситуацию, находится под субъективным воздействием событий, испытывает влияние предустановки и так далее.
Если расследование уже произошедшего преступления производится научными методами объективного анализа объективных улик, сопровождается аудио-и видео- записями допросов свидетелей, то работа на упреждение производится на уровне шаманства. Причем лично мой опыт говорит о том, что это шаманство до уровня магии как бы не дотягивает.
Вторичный характер исследуемой эмоции или реакции требует от оперативника тщательного изучения свидетеля. К примеру, компенсация травмирующих переживаний может осуществляться методами вытеснения, переноса, рационализации, сублимации. Психологический дискомфорт свидетели могут преодолевать уменьшением психологической дистанции, увеличением психологической дистанции, психологическим раскрытием (сдачей) или наоборот - замыканием в себе, отстранением. Свидетель может проявлять негативную, а то и агрессивную реакцию как потому, что опасается сотрудника, так и потому. что испытывает дискомфорт от разговора. В зависимости от социальных стандартов он может по-разному себя позиционировать в разговоре. Опять же, официальное или неофициальное общение, то есть без легенды и под легендой, а также качество возможной легенды определяют отношение свидетеля к самой беседе гораздо сильнее, с эмоциональной точки зрения, чем ее содержание. Далее - результаты беседы могут определять последующий контекст общения. Определение правильной системы сигналов, производимых психикой свидетеля - требует огромного объема знаний, как фундаментальных, так и конкретно относящихся к данному человеку.
И все это сотрудник должен воспринять с первого раза, в реальном масштабе времени...
Я, конечно, обладаю определенным опытом ситуационной игры, и в определенном смысле этот опыт поболе будет, чем у большинства причастных к, так вот - даже я не возьмусь сказать, что сумею так длительное время во многих ситуациях. На самом деле лично мой опыт мне подсказывает, что задача, если на нее посмотреть под таким углом - она нерешаема в принципе. Это выше нормальных возможностей нормального, даже очень хорошо тренированного, сотрудника.
Наконец, опера кем попало не занимаются. В связи с чем весьма высока вероятность общения с лицами, имеющими органическую либо функциональную патологию, а любая патология оказывает влияние на репрезентативную систему. Даже опытнейшие клиницисты никогда не ставят диагноз после первой беседы с пациентом, а они не заняты параллельно анализом улик, например, или параллельной разработкой нескольких связанных друг с другом лиц. В качестве примера потенциально возможного предельного по сложности случая можно вспомнить того же Билли Миллигана. Ну или вашего покорного слугу, часть "фишек" которого уже описана, а часть - еще будет описана в данной теме.
Все это, с моей точки зрения, дает определенные основания сомневаться в эффективности и стопроцентной гарантированности результатов, полученных исключительно психологическим путем. Психологизм не является "золотой пулей", "серебрянной пулей" и даже просто пулей. С моей точки зрения, психологические результаты должны подтверждаться или опровергаться объективными криминалистическими данными. Иначе пуля получается мягкой и теплой.
Опасность излишней увлеченности психологизмом определяется также тем, что в большинстве случаев мы имеем людей, еще не совершивших, или не доказанно совершивших, те или иные преступные деяния. Работая психологически потенциального преступника, оперативник находится в ситуации психологической неопределенности интерпретации получаемых результатов. Преступник, который пытается избежать наказания, будет маскироваться под обычного человека, и разобрать, имеем ли мы реальную реакцию или специальным образом сформированную реакцию - в значительной степени трудно. Здесь требуется обращать внимание на конгруэнтность репрезентативной модели свидетеля, и даже эта модель может быть загрязнена эмпатией подследственного.
Наконец, оперативные проверки производятся с помощью тех или иных поведенческих шаблонов, демонстрируемых проверяющими. В силу тяжелого (с точки зрения эмоционального состояния) характера переживаний, сами шаблоны могут вызывать те или иные реакции, которые могут ошибочно трактоваться как реакции на содержание, а не на сам факт проверки.
Отдельной опасностью для увлекающихся психологией является забвение того факта, что оперативный работник - как бы тоже человек. Он тоже испытывает эмоции, у него тоже есть свои какие-то ценности, представления и так далее, он может находиться под впечатлением (о да!) от проверяемого. Наконец, сотрудники органов как бы не абсолютные социопаты, и в некоторых случаях им просто неприятно делать с людьми те вещи, которые приходится делать. Эмоциональное переживание очень сильно влияет на восприятие. Кроме того, в случае преступлений, связанных с насилием, в действие вступает эффект Зимбардо. Оперативник может находится под действием морального оправдания, что приводит к неконтролируемому причинению насилия (в т.ч. психологического) к подследственному. Происходит излишнее форсирование ситуации. Но самое неприятное происходит тогда, когда подследственный сам пытается контролировать ситуацию.
Денис Цепов, гинеколог, описывал случай из своей практики. Пришла к нему женщина рожать, вся зажатая до невозможности. Выяснилось - командир экипажа Боинга. Человек, привыкший контролировать все вокруг себя (профессия обязывает), оказавшись в ситуации, которую он не контролирует - испытывает ужас. Так и она. Денис нашел слова, чтобы снять зажатость. Однако этот случай говорит нам вот о чем. В современной жизни, тем более жизни западной, контроль над собой, своей судьбой и своим будущим являются одной из основных ценностей, именно это чаще всего подразумевается под словом "свобода". Человек, которого проверяют, оказывается в ситуации, которую он не контролирует. У него по определению возникает зажатость, страх, агрессия. Это обязательно влияет на демонстрируемые реакции. Однако то же самое работает и в другую сторону. Опер на работе - как тот командир Боинга - все должен держать под контролем. И тут появляюсь красивый я, который всю сознательную жизнь был занят тем, чтобы взять свою собственную жизнь под хоть какой-то контроль, немало в этом деле поднаторевший, со всякими гитиками и прочими финтифлюшками. И у оперативников земля начинает уходить из под ног, они плыть начинают...
Командир Боинга на кушетке гинеколога может расслабиться, но в полете он не расслабится никогда, права не имеет. Вот вы представьте себе состояние оперсостава...
А я, между прочим, свой чердак спасаю, всего-навсего, безо всякой задней мысли.
Встретились, понимаешь, два одиночества...
Перечисленные моменты говорят о том, что качественное применение психологических методов обладает, в отличие от нормальной оперативной разработки нормальных преступников, определенной спецификой. Данная специфика заключается в том, что работаются, как правило, люди во-первых, гражданские, а во-вторых, чаще всего невиновные. Второе связано с тем, что при наличии доказанной или установленной вины, как правило, чисто психологические методы уже не нужны, для таких случаев у органов есть более увесистые аргументы. Таким образом, зона голого психологизма - это зона риска такая, зона сумерек. А также - зона, в которой риск психологического травматизма для людей невиновных крайне высок. А это, в свою очередь, требует разработки особых, низкотравмирующих, но в то же время высокоинформативных методов.
Еще раз повторяю. Работа с преступниками и работа с подозреваемыми в (возможном) преступлении должна производиться разным образом, разными методами.
Человек, находящийся в разработке, испытывает сильный стресс - это я на своем опыте говорю. Стресс этот определяется недоверием к данному человеку со стороны общества, представителями которого являются сотрудники. Человек в общем случае - социальное существо. Даже я, такой вот своеобразный чувак - существо социальное. Само выражение общественного недоверия, особенно, если оно имеет длительный характер, здорово деформирует психику. Так, анализируя свои реакции в данной ситуации, я заметил любопытный эффект. По многим непроизвольным реакциям я стал похож на преступника, как он описан в литературе (Барбакару, Шейнин) и представлен в кино. И в общем, данный непроизвольный дрейф репрезентативной модели неслучаен.
Дело в том, что контрсоциальное существование, если мы говорим об участниках преступного сообщества, и внесоциальное существование подозреваемого характеризуются наличием общественной обструкции. Соответственно, получая по каналам социального восприятия отрицательные эмоции, мы в обоих случаях имеем обсессию. Данная обсессия порождает как компульсивные реакции, в виде асоциальных высказываний, демонстративно-асоциального поведения, демонстрации своего особого статуса, как метода компенсации переживания обструкции, так и определенную внутреннюю переоценку. Будучи исключен из нормальной социальной жизни и помещен вне зоны нормальных социальных отношений, человек вынужден адаптироваться психологически. И в одном, и в другом случае данная адаптация проявлена в опережающем развитии тех качеств, которые можно проявлять индивидуально, в противовес коллективным качествам. Здесь мы имеем в виду критическое восприятие реальности, готовность к самостоятельным, не подкрепленным социально, действиям, индивидуализм оценок, расширенную социальную мобильность, отсутствие устойчивых эмоциональных связей, поверхностный либо скрытый характер эмоциональности. Заметим - во всем этом нет никаких преступных наклонностей, это просто набор качеств, необходимых для лиц с устойчивой эмоциональной депривацией. Просто психика не выживет, если не разовьется такая компенсация. Однако с точки зрения обычного социального человека, не находящегося под социальным эмоциональным прессингом и не вынужденного ему противостоять - нет никакой разницы между поведением блатного и поведением незаслуженно ушибленного.
Вот кстати, давайте вспомним про Сергея Королёва. Человек был незаслуженно осужден, отбывал, вернулся, возглавил ракетную программу - но так до конца своих дней и сохранил некоторые лагерные замашки. Иосиф Шкловский, поработавший десятником на БАМ-е, человек ни раз не сидевший, но имевший опыт (а сибирские мужики суровы) существования в обстановке, требующей повышенной психологической автономности - тем не менее демонстрировал ту же динамику:
Обитатели нашей теплушки (пассажирами их не назовешь!) были очень молоды: я, оканчивавший тогда аспирантуру Астрономического института имени Штернберга (ГАИШа), пожалуй, был здесь одним из самых "старых". Мой авторитет держался, однако, отнюдь не на этом обстоятельстве. Работая до поступления в Дальневосточный университет десятником на строительстве Байкало-Амурской магистрали (БАМ ведь начинал строиться уже тогда), я впитал в себя тот своеобразный вариант русского языка, на котором и в наше время "развитого" социализма изъясняется заметная часть населения. Позже, в университете и дома, я часто страдал от этой въевшейся скверной привычки. Но в эшелоне такая манера выражать свои несложные мысли была совершенно естественной и органичной.
Уже не на БАМ-е, уже аспирант, а позднее ученый - а поди ж ты...
Кстати вот вам и ответ на вопрос, почему поздняя советская интеллигенция так любила лагерную и окололагерную лирику. Необходимая для работы головой известная свобода и смелость мышления (своего рода повышенная интеллектуальная мобильность) очень плохо сочеталась со своеобразной пасторальностью и незамутненностью общественной жизни. Ну а про "Лаврентий, тебе бомба нужна?" - тут даже объяснять ничего не надо. Люди с доминированием исследовательского инстинкта по определению будут вести себя в известной степени асоциально - начиная с легкой акцентуации, и заканчивая тоннами мата...
Когда Хрущеву потребовалась бомба, он поручил сделать ее антисоветчику Сахарову. Когда антисоветчик Сахаров сделал бомбу, Хрущев лично вписал его фамилию первой в списке на премию. Ни один министр не вписал - вот что такое социальный конформизм. А вот нонконформизм Сахарова и диктаторские замашки Хрущева - они одно другого стоили...
Естественная девиация поведенческих реакций под действием эмоциональной депривации требует особенного внимания и учета, как фактор, влияющий на оценку в целом. И кстати, сотрудники органов в данном случае тоже эту самую девиацию демонстрируют - мама не горюй, мама не плачь...
Привлечение гражданских лиц к участию в оперативных проверках, с моей точки зрения, не является хорошим шагом. Да, личное доверие, то-се, пятое-десятое... Но! Опер, даже молодой - это человек, который специально обучался контролируемому характеру применения насилия. Он способен, даже в ситуации морально оправданного насилия, то есть в динамике эксперимента Зимбардо, хотя бы рефлексировать происходящее. В случае же гражданских лиц такая рефлексия отсутствует напрочь. Более того, на неконтролируемый характер психологического насилия, связанного с эмоциональной обструкцией разрабатываемого, накладывается также динамика эксперимента Милгрэма, то есть наблюдается общее снижение критической оценки собственных действий помощником под влиянием присутствия в ситуации постороннего авторитета. В силу двойного возмущения восприятия, как мне кажется, гражданские лица с точки зрения информативности не могут считаться надежными источниками. Кроме того, будучи привлечены к работе, и не имея достаточных возможностей к самоконтролю, гражданские имеют устойчивую тенденцию к остаточной психологической деформации.
Все описанные моменты относятся к факторам, препятствующим легкому и быстрому раскрытию преступлений с помощью волшебной науки психологии. Психологический подход, с моей точки зрения, еще недостаточно хорошо проработан, особенно в смысле качественной адаптации к местным культурным особенностям, и особенно - к нашим культурным особенностям. Это специфика страны, уклад жизни в которой за последние четверть века неоднократно испытывал сильные изменения. Попытка форсирования при психологической разработке в наших условиях приводит к форсированию, что превращает ситуацию из серии психологических тестов в банальную, хоть и не сильно интенсивную психологическую пытку. А это - уже совсем другая обстановка, с совершенно другими социальными и психологическими динамиками и последствиями. То есть - само следствие становится наказанием, возможно - за незавершенное преступление.
Возникает вопрос. Если я такой умный, так чего я строем не хожу и тельник не ношу? И кстати, откуда я вообще такой умный и как я пришел к таким выводам?
На самом деле, исключая поездку в одну недалекую, но несопредельную страну, практичски все интересное в данном цикле возникло именно из психологических методов расследования. Ну я вот ругаю, ругаю - а сам как бы весь вареньем измазан с ног до головы. Так работает психология или не работает?
На самом деле психология работает, но в ряде случаев она работает только если затраты времени и сил не имеют значения. От слова "вообще". Отдельные крайне важные аспекты ситуации мне были ясны еще в 2008-м, но отдельный аспект - еще не вся картина. Прежде всего я изначально подходил к ситуации как к психологическому этюду. Даже этот цикл - это не попытка отмазаться или примазаться, он имеет совершенно самостоятельное значение в контексте всего происходящего. Более того, будучи перфекционистом, я не мог остановиться на полпути, да и как бы я остановился на полпути - потому удалось обнаружить и проверить экспериментально некоторые любопытные психологические феномены. Например, мы смогли обнаружить и исследовать явление медиумизма, насколько я знаю - впервые в мировой истории. Причем не просто обнаружить, а исследовать и даже задокументировать, и не в случае сеанса с больными на голову адептами - а в ситуации практически идеальной, когда публика была остро критически настроена и недоверчива до паранойи. В любом случае разница в парадигме между оперативно-разыскным психологизмом и исследовательским психологизмом дала себя знать.
Мне было важно узнать правду, а не поймать потенциального преступника, потому и оценка ситуации производилась исходя из заведомо более широкого набора шкал и возможных оценок.
Journal information