Часть 47. Здравствуй, Лёва!
Я обещал рассказать что-то очень страшное. Этого есть у меня. И сегодня мы будем проводить сравнение обстоятельств вашего покорного слуги с литературным героем. Со Львом Абалкиным из книги Стругацких "Жук в муравейнике".
21 декабря 37-го года отряд Следопытов под командой Бориса Фокина высадился на каменистом плато безымянной планетки в системе ЕН 9173, имея задачей обследовать обнаруженные здесь еще в прошлом веке развалины каких-то сооружений, приписываемых Странникам.
Нашли они там, значит, саркофаг, а в саркофаге - эмбрионы, причем человеческие. Эмбрионов было тринадцать, число со смыслом, даже если вы не суеверны. И безо всякого спроса у нашедших Следопытов эмбрионы начали развиваться.
Именно тогда воображению Рудольфа Сикорски впервые представился апокалиптический образ существа, которое ни анатомически, ни физиологически не отличается от человека, более того, ничем не отличается от человека психически – ни логикой, ни чувствами, ни мироощущением. Это существо живет и работает в самой толще человечества, несет в себе неведомую грозную программу, и страшнее всего то, что оно само ничего не знает об этой программе и ничего не узнает о ней даже в тот неопределимый момент, когда программа эта включится наконец, взорвет в нем землянина и поведет его… Куда? К какой цели? И уже тогда Рудольфу Сикорски стало безнадежно ясно, что никто – и в первую очередь он сам, Рудольф Сикорски, – не имеет права успокаивать себя ссылкой на ничтожную вероятность и фантастичность такого предположения.
О чем идет речь в данном отрывке? В данном отрывке речь идет о неизвестной и непредставимой потенциальной угрозе неизвестных масштабов. Ну вот может, есть угроза, а может - нет. Но если она есть, то представить ее невозможно. Нет данных. Может, рыбу глушить, а может - мост взорвать, нет указаний. И даже неясно, взрывчатку ли, в вещмешках ли и вообще - причастны ли товарищи офицеры... Полное отсутствие фактуры как таковой при ощущении потенциальной возможности. Кризис ожидания во всей красе, дистиллированная квинтэссенция саспенса.
Ваш покорный демонстрировал определенные странности поведения с раннего детства. Вы что, думаете, детей сажают заниматься аутотренингом в восемь лет просто потому, что хочется? Ваш покорный - чистой воды СДВГ-шник, эталонный Индиго, один из первых. Даже спорадический синдром Туретта у меня наблюдался, классе то ли в пятом, то ли в шестом, я матом часами мог крыть, просто так... Естественно, подобные асоциальные проявления, к тому же вне связи с теми или иными стимулами, сформировали совершенно определенную реакцию у окружающих. И да - это ощущение мягко подкрадывающейся неотвратимой угрозы неизвестной природы... По мере взросления, само собой, занимались этой хренью люди все более серьезные и занятые. В момент окончания школы возникла проблема - после поступления в ВУЗ дети становятся социально автономными, до определенной степени, от родителей, и дальше эта автономность только увеличивается. Трудно контролировать потенциальную угрозу, которая вольна перемещаться по своему усмотрению, и имеет для этого ресурсы и права...
В обоих случаях можно говорить об общей природе мотивации. Вот есть человек, который, может быть, представляет какую-то угрозу, причем возможно - угрозу против своей воли, он о ней ничего не знает. И нужно защитить его самого от угрозы, и защитить окружающих от него. И если в случае литературного Абалкина мы имеем источником угрозы странное происхождение, то в моем случае - совершенно непонятные поведенческие проявления. Заметим, что я родился в 1970-м году, а как написано в статье из википедии, "СДВГ и его лечение вызывает много споров начиная уже с 1970 годов". Коротко говоря - в мое время не было ни нормальной диагностики, ни нормальной лечебной методики.
Рудольф Сикорски тоже не имел ни того, ни другого...
Подобно Лёве, который был помещен в нормальное учебное учреждение, я учился в нормальной школе. В силу спецэффектов я этих школ поменял целых пять. В конце концов, обычные дети не виноваты, что их посадили в одном классе с "прогрессором", верно? Естественно, что в таких условиях устойчивая эмоциональная связь со сверстниками формируется, скажем так - никак. Отсюда определенная замкнутость и склонность к минорным эмоциям. Любимая погода - дождь, любимый цвет - синий. Периодические компульсии носили характер случайный и не демонстрировали тенденции повторяемости. Но были порой весьма одиозны.
Лева Абалкин рос и развивался как вполне обычный мальчик, склонный, может быть, к легкой меланхолии и замкнутости, но никакие отклонения его психотипа от нормы не превышали средних значений и значительно уступали крайним возможным отклонениям.
Отдельную лепту вносили попытки "исправить" эмоциональное состояние с помощью попыток "заинтересовать" ребенка. В результате в том же втором классе я уже знал, что такое диаграмма Герцшпрунга-Рассела, например, что само по себе не добавляло успеха общению со сверстниками. В восемь-девять лет редкое дите выдержит, чтобы сверстник мучал его наукой, наука и в школе-то задолбала... На базе вот такого вот социального отстранения от коллектива у мну любимого и развилось заикание, каковое заикание ваш покорный - успешно поборол (осталась только легкая ситуативная дислексия как побочный эффект).
Лев Абалкин был мальчик замкнутый. С самого раннего детства. Это была первая его черта, которая бросалась в глаза. Впрочем, замкнутость эта не была следствием чувства неполноценности, ощущения собственной ущербности или неуверенности в себе. Это была скорее замкнутость всегда занятого человека. Как будто он не хотел тратить время на окружающих, как будто он был постоянно и глубоко занят своим собственным миром.
[...]
На самом деле, конечно, все это было гораздо сложнее – эта его замкнутость, эта погруженность в собственный мир явились результатом тысячи микрособытий, которые остались вне поля зрения Учителя.
[...]
– А друзей у него, значит, было не много?
– Друзей у него не было совсем, – сказал Сергей Павлович. – Я не виделся с ним с самого выпуска, но другие ребята из его группы говорили мне, что он с ними тоже не встречается. Им неловко об этом рассказывать, но, как я понял, он просто уклоняется от встреч.
И вдруг его прорвало.
– Ну почему вас интересует именно Лев? Я выпустил в свет сто семьдесят два человека. Почему вам из них понадобился именно Лев? Поймите, я не считаю его своим учеником! Не могу считать! Это моя неудача! Единственная моя неудача! С самого первого дня и десять лет подряд я пытался установить с ним контакт, хоть тоненькую ниточку протянуть между нами. Я думал о нем в десять раз больше, чем о любом другом своем ученике. Я выворачивался наизнанку, но все, буквально все, что я предпринимал, оборачивалось во зло…
Мне повезло. Я встретил в своей школьной жизни одного действительно хорошего педагога. Да-да, это был учитель литературы в десятом классе. Который просто разрешил мне писать то, что я думаю...
В отношении Комкона к Абалкину играло роль его происхождение. Ну и - родимое пятно, совпавшее с "детонатором". Если бы не "детонаторы", саспенс Сикорски постепенно сошел бы на нет, однако открытие детонаторов послужило первым "вещным" подтверждением исходных опасений.
В начале 49-го года помощник Рудольфа Сикорски по делу «подкидышей» (назовем его, например, Иванов) вошел в кабинет своего начальника и положил перед ним проектор, включенный на 211-й странице шестого тома «Материалов по саркофагу». Экселенц глянул и обомлел. Перед ним была фотография «элемента жизнеобеспечения 15/156А»: тринадцать серых круглых дисков в гнездах янтарного футляра. Тринадцать замысловатых иероглифов, тех самых, над которыми он уже даже перестал ломать голову, прекрасно знакомых по тринадцати фотографиям тринадцати сгибов детских локтей. По значку на локоть. По значку на диск. По диску на локоть.
ЭП я был изначально. Как реагирует окружение на ЭП - я уже давно описал в этом цикле. Дефицит нормального общения плюс повышенная склонность к рефлексии (аутотренинг) привели к формированию мягкого способа аффектирования. МА, как положительная обратная эмоциональная связь - это как раз то, что нужно, чтобы в сочетании с ЭП привести к спецэффектам. Я вспоминаю, как Иван Яковлевич, мой учитель математики из 173-й школы, багровея лицом, тыкал в меня пальцем на родительском собрании и кричал - "Это он, он разлагает весь класс!".
На самом деле все намного хуже. Недавно был в гостях у людей, у которых маленький ребенок. Спокойно разговаривали, пока бабушка ребенка в сердцах не воскликнула малышу - "да что такое с тобой творится?". Дорогие товарищи из госбеза, дети - они природные эмпаты. И если человек вам русским языком говорит, что сидит (благодаря вам) на режиме, это означает, что к детям его подпускать нельзя. Если здоровым мужикам периодически прилетает - вы бы про детей подумали... Тут у нас есть небольшая, но существенная разница. У Лёвы был детонатор. А я сам по себе - детонатор от едреной фени...
Сомневаюсь, что Комитет имел отношение к моим школьным похождениям. Однако десятый класс был - Советская средняя школа при Посольстве СССР в ЧССР, там сами понимаете - Комитет не просто был, он обязан был это дело курировать. К тому же десятый класс - это время профориентации... Вспоминается история со шпикачками, когда из меня вылезла такая шикарная компульсия - любо-дорого вспомнить. Думается мне, именно после этих приключений и был диалог на абитуре МГУ, по поводу "не в то учебное заведение". Еще бы, стопудово подняли (в смысле затребовали) мою школьную историю, а там - там простор, там ярко, там бессмысленно и беспощадно... Там - неизвестной природы непредставимая потенциальная угроза, и из меня спецэффекты - фейерверком, Лукасу и Скотту таких бюджетов не давали, чтобы столько спецэффектов было...
В бщем-то, в обоих случаях оба Комитета - и КГБ, и Комкон - поступили одинаково. Попытались создать контролируемое окружение. В самом деле, контролировать выходки аффективного математика с задатками социопата - гораздо сложнее, чем офицера КГБ, верно? Когда я из МГУ вылетел, и попал в армию - пытались убедить в военное училище. Когда не получилось, но на меня поглядели, и поняли, что стрелять или резать я товарищей не стану, даже когда хреново, с восторгом позвали назад в МГУ. Прихожу я в деканат, мне секретарь убедительно так - "вот как, а вы снова к нам?", а я ей - "нет, я уже от вас"... Вышибло математику, однако, из головы напрочь. И опять у Комитета проблема - чувак со спецэффектами на свободе, обезьяна с гранатой по городу бегает...
Между мной и Лёвой есть одна разница. Лёва пошел в школу прогрессоров, а я - нет. И пока Лёва геройствовал на других планетах под чутким присмотром компетентных товарищей, я рассекал по родной планете, вызывая трепет душевный у не менее компетентных товарищей...
– Помнишь, – проговорил он, – на планете по имени Саракш некто Сикорски по прозвищу Странник гонялся за шустрым молокососом по имени Мак…
Я помнил.
– Так вот, – сказал Экселенц. – Сикорски тогда не поспел. А мы с тобой должны поспеть. Потому что планета теперь называется не Саракш, а Земля. А Лев Абалкин – не молокосос.
Когда меня понесло в "духовку", общий настрой поправился. Духовка по жизни курируется, да и люди в духовке паркуются достаточно плотно и надолго. Так что мальчик попал в контролируемое окружение, и общий накал страстей слегка поутих... Проблемы начались, когда мальчик неожиданно соскочил с нивы духовного искательства. Решил, понимаешь, вернуться в реальный мир обратно.
Я про духовки писал в "психотронике". Там сама социально-психологическая обстановка такая, что вылезти своими силами почти нереально. С посторонней помощь - можно, трудно, но можно. Самостоятельно - нет. А тут товарищ сам, своими силами, не спросив разрешения у старших товарищей, понимаешь... И пока в медузообразном состоянии пребывал, в общем - никто не беспокоился, но это ж надо - вдруг начал сам поправляться! Причем не просто поправляться, не возвращаться в свое прежнее распиздяйско-аффективное состояние, нет. У человека личность начала формироваться на глазах, появились неизвестно откуда навыки коммуникации, социального позиционирования, и из совершенно аморфного такого существа вдруг показалось что-то, что, как сказала одна моя знакомая - "вы похожи на офицера"... Более того, это "нечто" ухитрилось (я последние семь лет имею в виду) вытащить из самих товарищей офицеров массу информации, проявив изворотливость и компетентность невероятную...
По-моему, ты не понял самого главного, Мак. Мы теперь имеем дело не с Абалкиным, а со Странниками. Льва Абалкина больше нет. Забудь о нем. На нас идет автомат Странников. – Он снова помолчал. – Я, откровенно говоря, вообще не представляю, какая сила была способна заставить Тристана назвать мой номер кому бы то ни было, а тем более – Льву Абалкину. Я боюсь, его не просто убили…
Ну, положим, ничего с Тристаном не случилось от слова "вообще"...
Если мы посмотрим на данную историю с другой стороны, то увидим еще одно любопытное совпадение. Речь идет о тайне личности.
И вот тут я с совершенной отчетливостью ощутил, что вышел за пределы своей компетенции. Я как-то сразу вдруг понял, что передо мною – огромная и мрачная тайна, что судьба Абалкина со всеми ее загадками и непонятностями не сводится просто к тайне личности Абалкина – она переплетена с судьбами множества других людей, и касаться этих судеб я не смею ни как работник, ни как человек.
[...]
А ведь тайна Льва Абалкина – это вдобавок еще и тайна личности! Совсем плохо. Самая сумеречная тайна из всех мыслимых – о ней ничего не должна знать сама личность… Простейший пример: информация о неизлечимой болезни личности. Пример посложнее: тайна проступка, совершенного в неведении и повлекшего за собой необратимые последствия, как это случилось в незапамятные времена с царем Эдипом…
Во всей этой истории, как я уже писал - мне никто ничего не говорил и не объяснял. Принцип сокрытия тайны от фигуранта соблюдался свято. К слову сказать, сейчас уже не важно, соблюдается он или нет, но все равно, во избежание...
– Лезет, Мак. Все лезет. Программа – программой, а сознание – сознанием. Ведь он не понимает, что с ним происходит. Программа требует от него нечеловеческого, а сознание тщится трансформировать это требование во что-то хоть мало-мальски осмысленное… Он мечется, он совершает странные и нелепые поступки. Чего-то вроде этого я и ожидал… Для того и нужна была тайна личности: мы имеем теперь хоть какой-то запас времени… А насчет Щекна ты не понял ни черта. Никакой просьбы об убежище там не было. Голованы почуяли, что он больше не человек, и демонстрируют нам свою лояльность. Вот что там было…
Более того, с 2004-го года, когда я начал демонстрировать более-менее устойчивые личностные показатели, и это очень странно выглядело, на фоне предыдущего безобразия, у людей возникли вопросы. Откуда, черт возьми, из этого медузообразного вылезло что-то принципиально иное? Людям пришлось что-то делать, что-то решать.
В этом смысле он и высказался под занавес. «Решение оставить все как есть и пассивно наблюдать решением на самом деле не является. Истинных решений всего два: уничтожить или инициировать. Неважно, когда будет принято одно из этих решений – завтра или через сто лет, – но любое из них будет неудовлетворительным. Уничтожить саркофаг – это значит совершить необратимый поступок. Мы все здесь знаем цену необратимым поступкам. Инициировать – это значит пойти на поводу у Странников, конечные намерения которых нам, мягко выражаясь, непонятны. Я ничего не предрешаю и вообще не считаю себя вправе голосовать за какое бы то ни было решение. Единственное, о чем я прошу и на чем я настаиваю, – разрешите мне немедленно принять меры против утечки информации. Ну, хотя бы для того только, чтобы нас не захлестнуло океаном некомпетентности…»
И тут вот какая собака порылась.
В 1987 году я уехал в МГУ. Учитывая интерес Комитета, мои документы были отправлены из Киева в Управление КГБ по Москве и Московской области. Два года они пополнялись описаниями очередных выходок. Затем они вернулись в Киев, откуда я призвался и попал в Кировскую область, а мои документы были отправлены в МО СССР, и далее - в особый отдел части, где пробыли еще два года. После службы они поехали в Москву (на предмет восстановления мну в МГУ), и только потом из Москвы - опять в Киев.
Две очевидные вещи должны были увидеть наші гарні хлопці. Первое - еще накануне поступления мной интересовался тот комитет, который до сих пор всех пугает. Второе - и после универа, и после армии документы, очевидно, проходили через Управление КГБ по Москве и Московской области, а это уже другая страна, на секундочку... Тут же - отсутствие дембельского альбома, контактов с сослуживцами, новая, но форменная, без аксельбантов, дембельская парадка. Кстати, товарищи из Госбеза, помните моего армейского кореша, которого вы к ларьку намылили, на предмет визуального опознания?
Если считать, что законченный псих может вдруг стать нормальным - это глупо, и кстати я сам первый это утверждаю - то версия с тем, что КГБ годы мои московские и кировские мне нарисовал, выглядит более реалистично, согласитесь. И кстати, еще во времена Камо симуляция психических расстройств была коронной фишкой ЧК, а позднее - и НКВД, и КГБ. Ну удивительно похоже, верно?
Именно тогда воображению Рудольфа Сикорски впервые представился апокалиптический образ существа, которое ни анатомически, ни физиологически не отличается от человека, более того, ничем не отличается от человека психически – ни логикой, ни чувствами, ни мироощущением. Это существо живет и работает в самой толще человечества, несет в себе неведомую грозную программу, и страшнее всего то, что оно само ничего не знает об этой программе и ничего не узнает о ней даже в тот неопределимый момент, когда программа эта включится наконец, взорвет в нем землянина и поведет его… Куда? К какой цели? И уже тогда Рудольфу Сикорски стало безнадежно ясно, что никто – и в первую очередь он сам, Рудольф Сикорски, – не имеет права успокаивать себя ссылкой на ничтожную вероятность и фантастичность такого предположения.
По-моему, ты не понял самого главного, Мак. Мы теперь имеем дело не с Абалкиным, а со Странниками. Льва Абалкина больше нет. Забудь о нем. На нас идет автомат Странников. – Он снова помолчал. – Я, откровенно говоря, вообще не представляю, какая сила была способна заставить Тристана назвать мой номер кому бы то ни было, а тем более – Льву Абалкину. Я боюсь, его не просто убили…
Истинных решений всего два: уничтожить или инициировать.
Только если Сикорски имел в виду яйцеклетки, то тут народ решил инициировать программу автомата Странников...
В 2006-м году народ пробил тему за знакомого, который "выехал в США и вступил в пидарастическую связь", а в 2008-м - у нас произошло 20 апреля...
Что меня нехило развлекает во всей этой истории, так это то, что прослеживается почти абсолютное подобие историй Льва Абалкина литературного и Льва Абалкина реального. Мистическое такое совпадение получается. И это, в принципе, уже как бы может напрячь. Однако даже это не является самым страшным. В 2008-м году, во время беседы с настоящим полковником, я ж ему так и сказал - цитирую дословно - "мне это больше напоминает Жука в муравейнике".
А ведь в 2008-м году я ничего не знал, что пришло на язык - то и ляпнул.
Поскольку разговор наш происходил после пикантной беседы при интересных обстоятельствах, в смысле после волшебного укольчика - я подумал, что съезд товарища полковника с темы вызван тем, что финал повести Стругацких совпадает с моим заявлением под скополамином "вы меня убьете". На самом деле товарищ настоящий полковник думал не об этом. Потому что товарищ настоящий полковник знал, что Жук в муравейнике - это крайне удачная аналогия к реальному подтексту разговора, и совершенно не знал, что известно, и откуда известно - мне...
Получить точный ответ на незаданный вопрос - это такое интересное переживание, верно?
А вот еще пример. 2008-й год, еду с товарищем в машине, заходит вопрос о том, что я думаю об Украине, и я говорю что-то про то, что у Украины проблемы с идентичностью. Это потом уже будет цикл по русской идентичности и недописанный цикл по европейской. Это потом будет победа Януковича на выборах и переворот. Это потом будет гражданская война. Это потом в комментариях по кризису на Украине прозвучит мысль о том, что на Украине нет и не было настоящего единства между Востоком и Западом.
Вот еще один точный ответ на незаданный вопрос, причем - за добрых шесть лет до событий.
Над фразой по поводу идентичности народ тогда посмеялся. Сейчас, я думаю, не смешно уже. Если бы тогда подумали, может быть - все было бы совсем по-другому. И уже это объяснить рациональным образом нельзя, во всяком случае, в парадигме Комитета. Тут - или в инопланетян верить, или действительно, как я однажды пошутил - "отдел этического контроля департамента архангела Михаила".
Добро пожаловать в коллективное бессознательное, ребята, тут любопытно...
Journal information